Аслана Чехоева открылась персональная выставка «Феликс Волосенков. Искусство как возможность эксцессии». ///. Феликс Волосенков – фигура крепкая, укорененная во времени, бодрствующая, с постоянно включенным сознанием. Железный Феликс, как минимум, два в одном: во-первых, он последний герой позднего питерского модернизма, живущий и расширяющий свое пространство в пограничной области, на самом краю живописи; во-вторых, он -современник и соучастник контемпорари-арта и уже в 1980-е практиковал отдельные постмодернистские жесты, эксцессии, проявлял «империализм рассудка». ///. Волосенков, подобно древнему славянскому богу, универсален и многофункционален. Он - и художник, и куратор, и организатор, он - критик и софист, обсуждающий выставки, отдельные работы и иные артефакты окружающей действительности, он - уникальный коммуникатор художественного сообщества, товарищ и водитель многих «двуногих, безрогих», пытавшийся собрать и повести свое стадо неуправляемых гениев в воображаемых академических мантиях по пути обновления и найти дорогу, ведущую к океану бессмертия хотя бы в ироническом смысле. Прошли годы. И ничего, что стадо разбрелось — многое было пройдено, сделано, пережито, забыто. ///. Здесь и сейчас Феликс Волосенков предстает как художник, как феномен духовной экспансии, как субъект эксцессии, постоянно осваивающий новые сферы в бесконечном круговом движении творческого бытия. Каждый художник - нарцисс, растущий на вершине антропогенеза, у каждого свой миф, или хотя бы игра в «дудку бога». В дудку Волосенкова дует Волос (Велес), являясь в разнообразных формах, - то в виде гладиолуса, то в виде окна в сад, а то в форме абстрактной композиции. ///. В экспозиции представлены живопись, объекты, инсталляции. Все эти многообразные проявления Велеса на рубеже тысячелетий, в условиях тотальной турбулентности смыслов, антропологического кризиса, «смерти автора», трансформации индивидуума в дивидиум в наступающую эпоху постчеловека, имеют тем не менее характерную личностную интонацию, обладают качеством узнаваемости. Узнаваемость не исчерпывается особенностями декорирования поверхности или пространства, паттернами композиционных построений, но включает, помимо всего этого и еще многого, особую волю автора, почти полный художественный беспредел и прочую эксцессию. ///. Волосенковский пафос самоутверждения и экспансии, и личный, и видовой, не лишенный даже некоторого прометеевского инстинкта, блеснул в коротком временном промежутке между тоталитаризмом и обществом контроля и потребления. Он все еще мерцает в пространстве, в твердеющей социальной атмосфере, постепенно превращаясь в симулякр образа свободного художника, не подверженного консьюмеризму, не лезущего в коммерческие мейн-стримы и топы, не производящего модных интерьерных предметов и прочей товарной красоты, следующего лишь внутренней алхимии творчества. ///. Выставка Волосенкова «Искусство как возможность эксцессии» - это история о свободе художника, о свободе художественного жеста, о выборе, игнорирующем, словно не замечающем окружающие дисциплинарные пространства, об экспансии воли и здоровой творческой агрессии. Возможно, это притча об Икаре, набирающем высоту…
Выставка "Феликс Волосенков. Искусство как возможность эксцессии"
Вернисаж выставки "Феликс Волосенков. Искусство как возможность эксцессии"
PhotoShare - Репортаж с выставки